Часть 2. Новое начало (18+!)Часть 2. Новое начало (18+!)
Кусанаги не скрыл своего удивления, когда Ята, всего час назад ушедший с Фушими, внезапно вернулся. Необычайно напряженный, он буквально ворвался в бар, вихрем пронесся по помещению и уселся за стойку.
- Пива, Кусанаги-сан.
Привычное возражение повертелось на языке - и ушло. Кусанаги внимательно посмотрел на мальчишку, затем вздохнул и поставил перед ним стакан и открытую бутылку.
- Хорошо, Ята-чан, но только одну.
Ята кивнул в знак признательности, налил янтарную жидкость в стакан и выпил залпом. Уверенный в себе и своих действиях, Ята редко испытывал какие-либо сомнения. Мир в его голове был достаточно простым: есть свои, за которых он отправится в огонь и воду, и есть чужие, которых он будет сметать с пути, если они перед кем-то из своих встанут. Этот мирок пошатнулся, когда свой Фушими внезапно ушел к "чужим". И, кажется, теперь грянула вторая катастрофа. Ята был в растерянности. Его захлестывали сомнения. И виной тому, очевидно, вновь стал Фушими Сарухико.
Кусанаги чуть улыбнулся и оставил парня наедине со своими мыслями, жестом незаметно велев встрепенувшемуся Камамото не подходить.
На город легла тучная мгла, вспоротая неоновыми огнями и сиянием витрин. Бар опустел рано, так как впереди был рабочий день, и большинству посетителей утром предстояло отправиться на работу.
Ята все сидел за стойкой, застыв в одной позе, вцепившись рукой в пустой стакан, так и не притронувшись к остаткам давно уже теплого, выдохшегося пива.
- Что мне делать, Кусанаги-сан? - вырвался, наконец, отчаянный возглас, и Ята рухнул лицом в стойку.
- Иди домой, Ята-чан. Поешь рамена, прими душ и ложись спать.
Ята еще с минуту пролежал неподвижно на стойке, как последний пропойца. Затем поднялся, поставил стакан и направился к выходу. На пороге обернулся и посмотрел серьезно:
- Спасибо.
- Что с ним?
Анна проводила Яту взглядом, пока тот не исчез из виду.
- Кто знает.
Анна догадывалась, что Изумо вообще-то знает. Просто по каким-то причинам не говорит.
Весь следующий день для Яты Мисаки не задался. Внезапно отключили воду, так что умыться не получилось. Бар оказался битком набит людьми Хомры - и это когда хотелось тишины и одиночества. Быстро закинув в себя завтрак, Ята схватился за верный скейтборд и отправился бесцельно колесить по городу.
С той секунды, когда он понял, что именно пытался донести до него Сарухико, мир перед глазами покачнулся и стал уходить из-под ног. Мисаки чувствовал себя так, будто шел по каменной мостовой - и внезапно обнаружил, что находится посреди ветхого подвесного моста.
Солнце по-прежнему ярилось, словно решилось наконец изжарить маленькую никчемную Землю. Тут и там на пути Яты вставали ограждения то мест аварий, то ремонтных работ, то и дело заставляя менять маршрут. Лоб под банданой взмок, по спине давно бежали ручьи. И только легкий ветерок рассекаемого воздуха дарил хоть какое-то отдохновение.
Менялся не только мир Яты. Весь японский мирок, многие годы покоившийся на силе загадочного камня, после его уничтожения пришел в движение. Перестраивалась политическая система. Власть от королей переходила в руки правительства. Предстояли выборы нового премьер-министра. Баннеры и экраны пестрели изображениями кандидатов. Среди лиц то и дело мелькало одно знакомое. Синий Король Мунаката Рейши. Кандидат в премьер-министры.
Потеряв силу Короля, Мунаката, очевидно, вовсе не собирался отказываться от власти. Более того, метил он высоко. И небезосновательно. Рейтинги, как передавали в новостях, у него были приличные.
Скипетр-4 также претерпевал изменения, поскольку основной их задачи - Стрейнов - больше не существовало. Теперь Скипетр-4 являлся особым подразделением по государственной безопасности и защите населения. Фактически это означало, что на них свешивали дела, с которыми не справлялись полиция и служба безопасности. В дополнение к мечам, от которых никто из Скипетра не пожелал отказываться, в экипировку офицеров стало входить огнестрельное оружие.
С исчезновением власти кланов стали поднимать головы якудза, наркобароны и обычная уличная шпана. Беспорядки на улицах, мелкие грабежи и нападения. Мир расшатывался без прежнего фундамента, и неясно было, сколько потребуется времени, чтобы заложить новый. Поэтому Мунаката Рейши гордо и уверенно шел вперед с твердым намерением установить так любимый им порядок.
Ята вернулся в бар ближе к ночи. Почти все разошлись, только несколько посетителей сидело за столиками. Потоптавшись у порога, он все же прошел и сел за стойку. Анны не было. Один Кусанаги наводил порядок перед окончанием рабочего дня.
- Ты наконец-то вернулся, Ята-чан. Вот, поешь, как раз для тебя осталось.
Ята благодарно кивнул, вымученно улыбнувшись, и стал ковырять в тарелке с карри.
Выждав несколько минут, Кусанаги вышел из-за стойки, сел на соседний стул и склонился к парню.
- Что тебя так беспокоит, Ята-чан? Может, расскажешь? Ты второй день уже сам не свой. - Ответа не последовало, и Кусанаги прибавил: - Что-то не так с Фушими-куном?
Ята вздрогнул и бросил на Кусанаги быстрый взгляд. Глаза у владельца бара были понимающими и сочувствующими. Ята знал, что на Кусанаги-сана всегда можно положиться. Вот только вряд ли кто-то из Хомры подходил к нему с такими вопросами.
- Сарухико... Сказал мне кое-что вчера. Очень неожиданное. И... я теперь даже не знаю, как смотреть на него. Я никогда ничего подобного не думал о нем.
"И ни о ком другом", - мысленно вздохнул Кусанаги. Несмотря на то, что Яте уже исполнилось двадцать, в вопросах личных отношений он оставался сущим ребенком. Все друзья ему были, как братья, а к любому существу женского пола он не приближался на пушечный выстрел. Даже с Анной, при всем своем рыцарском к ней отношении, он практически не мог спокойно общаться. И все же...
- Ята-чан, а что, собственно, такого произошло, что ты не можешь смотреть на Фушими-куна как прежде? Разве он как-то изменился? Стал вести себя по-другому?
- Н...нет, но...
- Тогда, значит, это не его, а твое отношение к нему изменилось?
- Я... не знаю.
- Вы снова станете врагами?
- Нет!
- Он тебе противен? Ты брезгуешь общаться с таким, как он?
- Нет, что вы! Сару - это Сару, как он...
Кажется, до него постепенно что-то начало доходить.
- Хочешь прекратить общаться с ним?
- Нет. Ни за что, - от мысли никогда больше не увидеть Сарухико руки непроизвольно сжались в кулаки.
- Тогда я не понимаю, в чем твоя проблема, Ята-чан.
Кусанаги лукавил, но парень должен был сам разобраться в себе.
- Вы не понимаете! Сару, он сказал... Сказал, что... - Ята нервно оглянулся на посетителей, которым был совершенно безразличен, и едва слышно закончил: - Что любит меня. Как такое вообще может быть? Я же парень.
- Ты разве не знал, что такие вещи бывают и между парнями? И между женщинами, если уж на то пошло.
- З...знал, но ведь это... Это всякие педики, и...
Кусанаги улыбнулся, как улыбаются ребенку, который только что обнаружил, что Зубная фея, которую он полночи караулил - это всего лишь мама, и даже погладил мягко по волосам.
- Как бы тебе сказать, Ята-чан... Микото-сан, как по-твоему, тоже - педик?
- Конечно, нет!!! - от негодования Ята аж со стула соскочил.
- Успокойся, Ята-чан. Сядь. Я понял, что ты никогда бы не назвал Микото таким словом.
- Разумеется! Микото-сан, он...
- Я понял, понял. А как насчет Тоцуки-сана?
На этот раз Ята не стал вскакивать или кричать. Просто вытаращился на Кусанаги, будто у него рог на лбу вырос.
- Так вот. К твоему сведению, Ята-чан, Микото-сан и Тоцука-сан были любовниками. Понимаешь меня?
Ята кивнул, но не очень уверенно, думая, что ослышался. Или что-то не так понял. Кусанаги на всякий случай решил внести ясность:
- Ко всему прочему... Они занимались сексом. Друг с другом.
Как и ожидалось, Ята залился краской по самую макушку. Теперь можно было не сомневаться, что он все понял точно. Кусанаги вздохнул, сетуя про себя, что мало ему возни с этой шпаной, так еще и уроки сексуального воспитания им давай. Решив отвлечь бедного парнишку от ошеломляющего открытия, Кусанаги сменил тему:
- Ах, да, Ята-чан. Мы ведь говорили про Фушими-куна. Так в чем твоя проблема? Ты не можешь продолжить с ним прежние отношения? Или просто боишься начать новые?
- После того, что он сказал, разве можно просто быть друзьями?
- Думаю, все зависит от твоего желания. Хочешь ли ты сам прежних отношений с ним? Просто представь... Ну, например, что он тебя целует. И реши, будет тебе это неприятно или нет. Прости, я отойду на пару минут.
Оставив Яту фантазировать и принимать решение, Кусанаги поднялся в комнату, где прежде - не так уж и давно, но кажется, что вечность назад - жили Микото с Татарой. Руки до сих пор не доходили выбросить их личные вещи и вообще что-то здесь поменять. Стараясь не задерживаться взглядом на памятных вещах, мужчина подошел к кровати, выдвинул ящик тумбочки и, покопавшись в беспорядке, выудил пачку презервативов и еще не открытый тюбик смазки. "Будет от вас подарок мальчикам", - грустно усмехнулся Кусанаги, сунул добычу в бумажный пакетик, завернул верхушку и вернулся в бар.
- Вот, - поставил он пакет перед Ятой. - Если решишь, что стоит рискнуть стать ближе с Фушими-куном, возьми. Пригодится.
Кусанаги не был уверен, что, погруженный глубоко в себя, Ята его услышал, но больше ничего не сказал, возвращаясь к работе. В какой-то момент колокольчик за его спиной звякнул. Кусанаги обернулся. Ни Яты, ни пакета в баре не было.
На следующий день Мисаки в бар не пошел. Есть не хотелось - все внутренности словно перекрутило от волнения. Видеть кого-то - тоже.
Утром он еще вспомнил про пакет, что дал ему Кусанаги-сан, изучил содержимое, а когда понял, что это, в панике засунул в дальний угол тумбочки, нервно оглядываясь, как будто кто-то мог застать его с подобными вещами в собственной квартире.
Время текло вяло, словно специально оттягивало для Мисаки момент, когда придется столкнуться лицом к лицу с Сарухико, таким знакомым, привычным, теплым Сарухико. Который, словно по волшебству, внезапно обернулся незнакомцем.
Когда подошло время, Мисаки направился прямо в парк, к их обычному в прежние дни месту встречи у старого дерева. Мысль о том, что Сару будет искать его в баре, Мисаки не посетила - затерялась среди сотен других, одиноких и бессвязных.
Под деревом он прождал полчаса, прежде чем понял, что что-то не так. Но стоило подняться, чтобы бегом отправиться в бар, как он увидел идущего к нему Сарухико.
По глазам, скрытым бликующими очками, и лицу, бесстратному, как статуя Немезиды, понять, что думал Сару, было невозможно. Мисаки машинально сделал пару шагов навстречу и остановился, не отводя взгляда, но и ничего не предпринимая.
- Мисаки, если тебе нужно еще время...
- Нет, - решительно перебил его Мисаки и посмотрел прямо в глаза Сару. - Я все решил.
- И... что же ты решил? - бесцветный голос Сарухико ни единым звуком не выдал, как неровно, с перебивами, колотилось в груди сердце.
- Я много думал обо всем. Все два дня думал. Я столько времени был с тобой рядом. Мне казалось, что я действительно научился... научился думать о других людях. Ну, о том, что думают, что чувствуют люди рядом со мной. Когда мы стали друзьями, мне казалось, я понимаю тебя лучше всех... - Мисаки осекся, вглядываясь в бледное лицо.
Выражение лица Сарухико не изменилось, ни единый мускул не дрогнул, но Мисаки словно почувствовал пламя агонии, охватившее его друга. Он махнул рукой, будто отметая лишние слова, и слегка подался вперед:
- Скажи, Сарухико, мы ведь... Мы ведь в любом случае... Что бы я ни ответил... Мы же останемся лучшими друзьями? Навсегда?
Сарухико чуть заметно кивнул, не доверяя своему голосу. Грудь теснило, и сердце билось где-то в горле.
- Тогда... я решил. Я думал о... о поцелуе... И не только о поцелуе, о всяком таком... - Мисаки не выдержал и опустил голову с пылающими ушами, но тут же вскинул обратно. - Я решил, что, если это будет Сарухико, то все в порядке. Мне не будет неприятно или что-то в этом духе. Если я буду делать... это... с Сарухико, то все хорошо.
Мисаки смолк, но глаз не опустил и не отвел.
Сарухико не верил. Слова Мисаки словно пригвоздили его к земле. Он ожидал чего угодно: что Мисаки сочтет его слова шуткой, и тогда он тоже сделает вид, что всего лишь пошутил над наивным болваном; или что Мисаки скажет, что они друзья, и по-другому быть не может, и они навсегда останутся только друзьями - и тогда он просто примет это; или что Мисаки с отвращением заявит ему, что подобные вещи омерзительны, и он его, Сару, больше не хочет видеть... Чего угодно, кроме того, что услышал.
- Ты это серьезно, Мисаки?
Казалось, что Сарухико вот-вот затрясет в ознобе.
- Абсолютно серьезно. Я хочу быть с тобой. И поэтому... вот.
Мисаки протянул вперед руку, развернул ее ладонью кверху и разжал кулак. На ладони поблескивал старый ключ Сарухико от их квартиры.
- Что это? - зачем-то спросил об очевидном Сару.
- Ключ. Я хочу, чтобы ты вернулся, Сару. Хочу жить с тобой. Хочу чтобы мы, как прежде, были вместе. Хочу, чтобы у нас снова был мир, где только ты и я.
- А как же Хомра?
- Они останутся. Хомра и Скипетр-4 останутся, но... Это этот, внешний мир. Он у нас останется, но я хочу, чтобы у нас был еще и наш собственный. Где ничего больше не будет иметь значения. Где для меня не будет никого, дороже тебя. Как раньше. Помнишь?
Разумеется, Сарухико помнил. Эта часть их жизни вспоминалась, как сны о потерянном рае. И вот Мисаки предлагал ему этот рай вновь.
Сарухико взял ключ, теплый и влажный от рук Мисаки, сжал, опустил в карман. И снова протянул руку:
- Ущипни меня, Мисаки. Хочу знать, что это не сон.
Вместо этого Мисаки взял его за руку и потянул за собой, внезапно обретя очень решительный вид:
- Идем, Сарухико. Идем домой.
Когда они вошли в квартиру, Мисаки закрыл дверь, отошел на несколько шагов, отвязал толстовку с бедер, отбросив ее в сторону. И остановился, выжидающе уставившись на Сарухико. Тот коротко рассмеялся:
- У тебя такой вид, Мисаки, будто ты в вулкан прыгнуть собрался.
- Сару...
Сарухико вздохнул, подошел поближе, притянул Мисаки к себе, приподнял лицо и осторожно, словно пробуя горячее, поцеловал. Мисаки весь оцепенел, теряясь в новых ощущениях: глухой стук собственного сердца в ушах, внезапно ослабевшие ноги, обжигающее дыхание на своем лице и нежное прикосновение на своих губах. Глаза закрылись сами собой. Сарухико посмотрел на доверчивое лицо и поцеловал вновь, уже увереннее и требовательнее. Мисаки без тени сомнения позволял себя вести, мягкий и податливый в надежных руках.
Сарухико боялся. Он не раз дразнил Мисаки "рыцарем-девственником", но правда была в том, что и сам он никакого личного опыта не имел, хотя, в отличие от Мисаки, в совершенстве владел теорией. В этой же квартире едва ли можно было найти хоть один соответствующий журнал.
Но знание - это одно, а когда к тебе доверчиво льнет тот, о ком ты и мечтать всерьез уже не осмеливался - совершенно другое. Пока он действовал по наитию, и вроде бы это приносило плоды.
Выпив до дна свой первый с Мисаки поцелуй, Сару отстранился.
- Для начала... думаю... хватит, - проговорил он, восстанавливая дыхание, но тут же почувствовал стальную хватку на своей руке.
- Нет. Ты ведь на самом деле хочешь не этого?
- Не важно, чего хочу я. Мы все успеем, Мисаки. Но я... не хочу вот так давить на тебя.
- Я хочу этого. Я хочу пойти до конца. Сегодня же. Сейчас же. Сару.
- Вряд ли ты готов. Да и... нужны еще кое-какие вещи. Иначе от секса удовольствие получу только я. А у тебя их явно нет...
- Есть.
Мисаки, отчаянно краснея, двинулся к тумбочке, достал оттуда спрятанные впопыхах тюбик с коробкой и бросил Сарухико.
Сарухико поймал, а, разглядев, присвистнул и в изумлении уставился на Мисаки. Представить, как он стоит в аптеке и просит продать ему презервативы, да еще и смазку, да если еще за прилавком женщина - это было неподсильно его фантазии.
- Кусанаги-сан... В общем... он... - нервно бормотал Мисаки, правильно расценив ошарашенное выражение на лице Сарухико.
- Ты сказал ему? О нас?
- Он помог мне.
- Чем это? - глаза Сарухико гневно сощурились. Казалось, еще миг, и освободится его прежняя огненная сила.
- Советом. Словами. Если бы он не рассказал мне о... В общем, если бы не он, я бы, наверное, просто сбежал. И он дал мне это. Если я все же решусь... сойтись ближе... с тобой, - последние слова уже едва можно было разобрать, но мысль Сарухико уловил и усилием воли подавил в себе желание уничтожить этого треклятого владельца бара со всем его жалким заведением. В конце концов, он был ему теперь обязан самым дорогим - своим Мисаки.
- Что ж, если ты уверен - то иди в душ. Я после тебя.
Мисаки ушел, а Сарухико сел на кровать и спрятал лицо в ладонях, лихорадочно соображая, что теперь делать с этим нежданно обрушившимся на него счастьем. Перед глазами всплывало лицо с закрытыми глазами, припухшие губы, замутненный взгляд медовых глаз. Кровь, как по команде, устремилась в низ живота, и пришлось срочно, выпрямляться и глубоко дышать, чтобы хоть немного взять себя в руки. Фантазия разыгралась, подсовывая картинки одна соблазнительнее другой, а кончики пальцев уже подрагивали в предвкушении. Но нужно было держаться. Потерпеть, чтобы все не испортить. Благо, ждать осталось совсем немного.
Когда Мисаки вышел, с полотенцем, обмотанным вокруг бедер, вытирая другим голову, Сарухико с парой добытых чистых полотенец вихрем пронесся мимо него в ванную, захлопнув дверь. Необходимо было снять напряжение, чтобы не потерпеть полное фиаско, и Сарухико, стоя под прохладными струями воды, яростно дрочил, закусив собственное запястье и тяжело сопя, пока оглушительная разрядка не заставила его содрогнуться. Отдышавшись, Сарухико тщательно помылся, вытерся, также обмотав полотенце вокруг бедер, и вышел.
Мисаки сидел на кровати, вертя в руках тюбик с лубрикантом. Заметив Сарухико, он улыбнулся и признался с тоской:
- Знаешь... Я совершенно не представляю, что делать.
Сарухико сел рядом, взял за плечи, поймал взгляд и промолвил:
- Просто позволь мне любить тебя, Мисаки. И ты никогда об этом не пожалеешь.
Новый поцелуй имел вкус познания. Не разрывая объятия, Сарухико мягко опустился с Мисаки на постель, и приступил к исследованию. Его Мисаки, его Космос, Альфа и Омега его существования. Он скользил губами и языком по всем извилинам и закоулкам тела, пил сбивчивое дыхание и тихие стоны, сцеловывал невольно выступавшие слезы. Посасывал нервно теребившие его пальцы, прокладывал языком загадочные маршруты на ладонях, нырял носом в крошечный кратер пупка.
После отстранился, сел, проигнорировав требовательный, недовольный стон. Поднял одну ногу, осторожно искусал пятку, изучил ртом косточки и впадинки на щиколотках. огладил голень, пощекотал колено и устремился вверх по бедру - к самой чувствительной зоне. Судорожный вздох был ему наградой.
- Это только начало, Мисаки.
После недолгой борьбы сраженное полотенце бесформенным трупом опустилось на пол, куда рядом лег его товарищ. Теперь преград не осталось.
Сарухико уже не думал над тем, что и как делать. Он просто любил и старался подарить всю свою любовь без остатка.
Сев на колени, Сарухико развел Мисаки ноги, нежно погладил внутреннюю сторону бедер и живот. Склонился, опираясь одной рукой на кровать, другой взял в руки твердый, налившийся кровью член и слизнул выступившую капельку смазки. Мисаки дернулся, поджав ягодицы, но Сарухико прижал его к кровати и, придерживая член у основания, вобрал его глубоко в рот. Раздался вскрик и в волосы Сарухико вцепилась рука. Он поморщился, но сдержался. Неторопливо скользнул губами обратно вверх и выпустил член изо рта. Мягко отцепил руку от волос и посмотрел на Мисаки. Тот вцепился зубами в свой большой палец, густо всхлипывая, а из глаз катились слезы. Судя по всему, Мисаки был уже на грани, и Сарухико решил, что эту сторону секса он получше исследует в другой раз. Поднялся выше, высвободил руку Мисаки из капкана зубов, легкими прикосновениями огладил лицо, вытер слезинки из уголков глаз и укрыл нежными поцелуями.
- Ну, ну, Мисаки, тише... Я люблю тебя, Мисаки, слышишь? Люблю.
Казалось, Мисаки едва ли воспринимал в этот момент внешний мир, но в ответ на тихое признание кивнул и даже шевельнул губами в ответ - беззвучно. Сарухико запечатал его губы поцелуем, и вновь стал спускаться вниз, легко касаясь губами кожи. Поцеловал головку, широко провел языком по стволу члена, и двинулся дальше, разводя ноги Мисаки чуть шире. Прижался губами к анусу, и услышал захлебнувшийся рваный вздох, которому вторил тихий стон. Сарухико даже не понял, что второй голос принадлежал ему самому.
Собрав побольше слюны на кончике языка, Сарухико обвел им вход и легонько надавил - языком, затем пальцем. Дразняще потер вдоль ложбинки и снова аккуратно надавил.
- Расслабься, Мисаки. Позволь мне...
Свободной рукой Сарухико погладил бедро и накрыл член Мисаки. Обхватил пальцами и стал неторопливо водить вверх и вниз, синхронно с этим стараясь протолкнуть внутрь первую фалангу, растягивая узкий вход. Нестерпимо хотелось дрочить, но вместо этого Сарухико, повернув голову, прижался губами к бедру и прикусил чувствительную кожу. Мисаки протестующе замычал, но первый палец вошел внутрь, даже глубже, чем на фалангу. Сарухико немного вытащил, а затем вновь протолкнул палец внутрь, на этот раз глубже, и повторял это снова и снова, пока палец не вошел на всю длину.
По спине прокатилась дрожь. В паху нестерпимо жгло возбуждением, но Сарухико почти не замечал этого, увлеченный, с головой погруженный в новую игру. Он вытащил палец, отстранился и нашарил руками смазку и пачку презервативов. Зубами разорвав коробку, он вытащил один и отбросил ее на пол. Затем выдавил смазку на пальцы и вернулся к прерванному занятию, стараясь подготовить Мисаки как можно тщательнее. Когда два пальца уже свободно скользили внутри, Сарухико их немного согнул, прощупывая стенки, пока Мисаки не дернулся с криком, будто его прошило током. Сарухико довольно улыбнулся, еще раз провел пальцами по чувствительной точке и резко вытащил пальцы.
Мисаки заскулил и двинул бедрами, явно требуя вернуть, как было.
- Сейчас, Мисаки. Подожди минутку.
Сарухико поцеловал его коленку, нащупал оставленный презерватив, зубами разорвал упаковку и трясущейся рукой раскатал резинку по члену. Прикосновение к собственному телу оказалось болезненным, будто прикосновение к оголенному проводу. Не в силах унять дрожь, Сарухико подался вперед, приставил головку ко входу и медленно, из последних сил себя сдерживая, вошел до конца. Остановился, переводя дыхание и крепко зажмурившись, чтобы не толкнуться с силой, задержался, позволяя Мисаки привыкнуть к новому ощущению, и начал двигаться. Три толчка и Сарухико задохнулся собственным криком, запрокинув голову назад. Его била крупная дрожь, а руки, которыми он опирался на постель, ходили ходуном. Пережив волну оргазма, Сарухико осторожно вышел, склонился над Мисаки и взял его член в рот, но даже не успел толком вобрать его в себя, как почувствовал острую, горячую струю спермы на языке. Выпустив обмякший член изо рта, Сарухико, едва соображая, проглотил жидкость, посмотрел на высоко и часто вздымающуюся от тяжелого дыхания грудь Мисаки, коснулся ее пальцами и, шумно выдохнув, рухнул рядом на постель. Отключился он прежде, чем голова долетела до подушки.
Сон был не долгим. Едва ли час они провели, забывшись на измятой постели. Сарухико проснулся первым, но еще несколько минут пролежал с закрытыми глазами, прислушиваясь к себе. Шевелиться не хотелось. Тело словно налилось свинцом и даже мысли, казалось, перекатываются в голове, как огромные камни.
Собрав волю в кулак, Сарухико оторвал голову от подушки и сел. Просидел еще минуту, после этого размял шею и потянулся. Вернув способность мыслить, он стянул с себя резинку, завязал и бросил в стоявшее неподалеку ведро. Стоило освежиться. В душ пошел с подобранным полотенцем, потом поднялся на второй этаж и даже сумел откопать несколько своих прежних шмоток. Они стали маловаты, но выбирать не приходилось. Когда Сарухико спустился обратно, Мисаки сидел на постели и явно пытался собрать разбегавшиеся мысли, как он сам всего четверть часа назад.
Сарухико сел рядом, и взгляд его против воли выдавал беспокойство.
- Как ты?
Мисаки моргнул, будто не понял, что у него спрашивают, затем резко подался вперед и сам подарил Сарухико сладкий, протяжный, как нуга, поцелуй.
Сарухико решил, что это можно расценивать как положительный ответ. Он улыбнулся и прислонился лбом ко лбу Мисаки. Хотелось странных вещей. Например, петь. Или танцевать. Или схватить Мисаки в охапку и во все горло орать о своих чувствах, чтобы все вокруг знали: Мисаки наконец-то его. Весь. Целиком. Собственные мысли его рассмешили и он улыбнулся.
- Пойдешь в душ?
- Пожалуй. Что это ты нацепил? Мои вещи тебе маловаты.
- Вообще-то это мои. Что поделать, я из них вырос. А твои тебе все так же впору, я погляжу, - не удержался Сарухико. Хотелось тискать Мисаки, цеплять его, раззадоривать, заставить злиться, краснеть, смеяться.
- Неправда! Я давно вырос из своих старых вещей! - вспыхнул, как спичка, Мисаки, резко отстранился, соскочил на пол и, подхватив полотенце, двинулся к ванной, топая и сопя, как паровоз.
Сарухико, абсолютно счастливый, откинулся на кровать, и пролежал так до возвращения Мисаки, вдыхая едва уловимый запах страсти.
- Сару, будешь рамен?
- Да, - протянул Сарухико в полудреме.
Мисаки удалился в сторону кухни, и через несколько минут донесся аромат приправ.
- Иди скорее, а то опять будешь ныть, что лапша разваренная! - крикнул Мисаки с кухни, гремя чашками.
Они поели, и Мисаки собрал грязную посуду, отправив ее в раковину. Не успел он включить воду, как его сгребли в охапку, щекотно потерлись носом о затылок и прижались жадными губами к шее.
- Прекрати, глупая обезьяна, что ты делаешь?
- Люблю тебя, Мисаки. Мисаки, Мисаки, Мисаки...
Сарухико все повторял и повторял его имя, произносил его голосом с совершенно незнакомыми интонациями, и от них сладко щемило в груди. Сопротивление изначально было обречено на провал.
Мисаки ловил себя на том, что готов позволить Сарухико делать с собой что угодно. Что хочет позволить ему это. Непонятно было, он ли тонет в Сарухико, или это Сару утонул в нем, захлебнувшись его именем, которое повторял и повторял, словно заклинание, словно молитву от всех бед.
- Я люблю тебя, Мисаки. Мисаки, мой Мисаки. Наконец-то мой.
Когда волна удушающей нежности, затопившая Сарухико, немного схлынула, он увлек Мисаки на кровать. Они болтали о пустяках, подтрунивали друг над другом, целовались запоем. Сарухико, словно одержимый, ни на миг не отпускал его, не разрывал физического контакта, словно Мисаки был сном, который истает без следа, стоит хоть на мгновение открыть глаза. Затем они снова занимались любовью, и Мисаки ловил себя на том, что, кажется, более естественной вещи, чем секс с Сарухико, и придумать нельзя.
В эту ночь старый мирок, заброшенный и обветшалый, как по волшебству преобразился в ослепительный сказочный замок. Их с Сарухико мир снова наполнился жизнью.